Душа желает капельку вина...

Душа желает капельку вина,
ну, ладно, пусть не капельку, бутылку.
Но почему должна сидеть вина
гвоздём за это у меня в затылке?

В моём мозгу? Ну, точно, не должна.
Я пью с тобой в душевной атмосфере,
а в ней любовь к тебе растворена,
как музыка и тени в интерьере.

Как чувства, память, тихий разговор,
как запахи и даже феромоны,
они освобождаются из пор
и входят в нас, не ведая препоны.

Всё — химия, сказали бы одни.
Всё — деньги, утверждали бы другие.
Давай сбежим от этой болтовни
туда, где лишь инстинкты вековые.

Они уже готовятся к прыжку,
переминают лапы, смотрят длинно...
Хотя не скажешь, глядя, что могу...
Что можешь ты... А с виду так невинна...

Кто смотрит чаще мельком на часы,
тот жаждет больше, тот и бросит слово...
Душа желает капельку росы...
Грибного свойства... Или кружевного...

Нам шлёт лучи оранжевый торшер,
так вечер тёпл, так вечер апельсинов...
Постель нежна для круглых мягких сфер,
им так приятны нежности ворсинок.

Но я нежней, а ты... куда там мне...
Всё так открыто, явно и нескромно...
«Смотри, как наши тени на стене
вульгарны и немыслимо огромны!»

Да, я согласен, выключаем свет.
Свет исчезает, тьма картину рушит.
И никаких запретов больше нет.
И нет морали или прочей чуши.

Есть ты и я... И звёзды... Ночь и тьма...
Твой аромат... И мой... Ещё есть стоны...
Ты так звучишь... Ты — музыка сама...
Играй, звучи, нас слышат миллионы...

Нас видят люди тысячи планет.
Нам шлют привет из стольких измерений,
что нет числа им, счёта душам нет,
есть пониманье, грусть... и одобренье...

И сожаленье, что не долог век
ни наш с тобой, ни в далях — очевидца.
Мы — каталог... живой... безумных нег,
которым невозможно научиться...

2025

Всё на свете

Всё на свете могло быть прекрасно, мой друг,
даже порно, представь, даже порно,
если б не было грязных деляческих рук
и эстетики их подзаборной.

Всё испортят, из музыки сделают мрак,
из дерьма, писсуаров — искусство...
Я пишу ещё красками — вот я чудак...
Мне от злого новаторства грустно.

Что им скажешь? Что прост не бывает цветок?
Или космос... Всё требует страсти...
И ума... Что поэзия — выжимка, сок
из пустых стихотворных схоластик.

Всё могло быть поэзией, музыкой, сном,
как любовь на холстах Боттичелли,
но музеи всегда победит гастроном,
но органные залы — бордели.

И война побеждает опять тишину,
щебетания, пения, всплески...
Там, где мать подходила с улыбкой к окну —
стёкла вдребезги, в прах занавески...

Нет цветущих деревьев, красот городов,
есть руины, воронки и рвота...
Из невесток и жён понаделали вдов,
из детишек — калек и сироток.

И живут, припеваючи — деньги рекой,
никаких угрызений, укоров...
Там, где совесть была — только раж воровской,
только бодрая ложь военкоров.

Только серой бездарности полная власть,
путь к ней бандой чекистов проложен.
И опять же, зачем? Чтобы грабить и красть
с государственно-честною рожей.

Эта рожа стремится стать в ряд королей,
наплевать ей на беды и боли,
он маньяк, он преступник, он враль из вралей,
он убил, он украл — и доволен.

Если б не был народ так труслив или глуп,
и нашёлся бы нужный инвестор,
из царька получился бы ладненький труп,
а из мира — прекрасное место.

Мы бы жили лет сто, не боясь, а смеясь,
наслаждаясь красотами света.
И была бы священной любовная связь,
и все книги и фильмы — про это.

Ну, а тем, кто, как чёрт, презирает любовь,
как идею считает бредовой,
что бы делали? Верно — пускали бы кровь,
заставляя напиться ей вдоволь.

2025

Бегство в Моравию

Что проку в красоте, которая глупа?
А в той, что предаёт? А в той, что дышит ядом?
Не станем горевать, откроем погреба
и будем пить вино, и любоваться садом.

А в нём уже трава и пчёлы, и шмели,
они сосут нектар, пыльцу таскают в ульи.
К нам женщины придут от кухонь, от земли
и будут с нами пить, шутя, чтоб мы им вдули.

Мы будем с ними петь. Мы станем танцевать.
Играй, цыган, играй, на скрипке, на гармошке!
Красавицы горьки. И жадны. Наплевать.
А наши бабы — мёд. И ласковы, как кошки.

Как любят нас они... Дай бог, чтоб так могла
графиня и княжна, мадам и королева.
Вот нужное словцо — и дева поплыла.
Направо — сеновал. Густой порост — налево.

Повсюду виноград. Расчерчены холмы
рядами всех сортов... Мерло, трамин, франковка...
Сегодня звездопад! Расслаблены умы.
В душе такая блажь, что говорить неловко...

О чём ещё мечтать? Чего ещё хотеть?
Румянец в полщеки у крепенькой подружки
лишь подтверждает мысль, что город — это клеть,
чем дальше от него, тем искренней пирушки.

Здесь сердце отдохнёт, очистится душа,
а тело загорит, и взгляды станут проще.
Орёл, там высоко, над винницей кружа,
мечтает, чтоб я сдох, но крылья зря полощет.

Ещё я поживу, спускаясь по тропе,
к извилистой реке, к спокойному теченью,
присяду и стихи начну писать тебе,
а больше нет ни в чём ни смысла, ни значенья.

Лошадка, ты куда везёшь телегу дров?
Ты, мельница, сейчас какие мелешь зёрна?
А кто там, на холме пасёт стада коров?
Не видно никого. И овцы беспризорны.

И я сижу, как перст, как взрослый сирота,
но нет, всё хорошо, я не один, я с вами...
Не режу вены рук, не прыгаю с моста,
не набираю вес, валяясь на диване.

Кто может без меня — пускай себе живёт,
друзей найдёт, подруг, вторую половину,
отращивает грудь, а с нею и живот,
твердя, что до него была она невинна.

Пускай себе, пускай... Что мне их ложь и грязь?
Она для них нектар? Амброзия? И ладно.
Ну, раз ты с пятачком — из грязи не вылазь,
и я забуду связь с тобой, такою складной.

Мне точно повезёт, я знаю, я хорош,
и это видит рожь, и дерево, и птица,
и ты, что весела и лучше не найдёшь,
вчерашняя моя случайная девица.

Как эта жизнь пьянит, когда она чиста,
когда ты нужен ей и в радости, и в грусти.
Любовь, она везде. Раз в сердце доброта,
обнимет кто-то вас и больше не отпустит...

2025

Был бы помоложе...

Был бы помоложе,
написал бы оду
о груди, что пахнет
молоком и мёдом.

О глазах манящих,
словно тёмный омут,
будто говорящих:
«Никому другому...»

О губах, которым
не найти замены.
Тем, что любят споры
или тем, что вены.

Впрочем, те и эти
ритмы и рефрены
ценят больше жизни,
больше Ойкумены.

А ещё о крепких,
круглых ягодицах,
что зовут по степи
дикой прокатиться.

О ногах красивых,
бесподобных, гладких
я б писал курсивом
яви и догадки.

Где вы, ножки, были?
Чьи ласкали плечи?
«Мы за род молили
весь наш человечий...»

Был бы помоложе...
Посмелей, покраше,
пил бы не из лужи,
из нектарной чаши.

Перебрал бы сотню,
но нашёл такую,
что от губ отводишь
и уже тоскуешь.

Годы мои годы,
сколько вас осталось?
Сердце, для чего ты
в эту жизнь пускалось?

Любящие руки
обнимают нежно:
«Для таких вот строчек.
И меня, конечно...»

2025

Ты могла бы сказать

«Не влюбляйся в меня, - ты могла бы сказать, -
я хочу поразвлечься всего лишь...»,
но тогда я б не стал целовать, осязать
всю тебя, и везде, где изволишь.
С тем безумством и страстью, присущей глупцу,
что поверил и счастью, и чуду
в миг, когда эти губы коснулись к лицу,
как к Спасителю губы Иуды.
Я бы гладил тебя и дышал, как цветком,
как букетом холодной сирени,
что пришла и уйдёт от меня прямиком
в даль коротких, как жизнь, озарений.
Мол, почувствуй, попробуй, вдохни и умри,
это грустно, но дико прекрасно...
Захотелось любви? Бог сказал: «Да бери,
мне не жалко!.. И нет, не подвластно...»
Не заставишь любить, ни потом, ни сейчас,
ни деньгами, ни словом, ни делом...
Отчего кто-то снова уходит от вас?
Оттого, что прошло, надоело...
Там ещё миллион их... Она же — одна.
Надо пробовать, время не тратя...
Не затем ли была красота ей дана
и короткие летние платья?

2025

Весна уже выглядывает робко...

Весна уже выглядывает робко
из веточек деревьев и кустов —
вы где, все те, кто в черепных коробках
несёт мечту и снова жить готов?

Давайте же душевно грянем гимны
свободе, миру, счастью, красоте!
И будем упоительно взаимны
в любви и бесконечной доброте...

2025

Столько прекрасных мест...

Столько прекрасных мест, где никогда не будем
ни в этой короткой жизни и думаю, ни в другой.
Я очень люблю людей, но часто мешают люди
услышать божественный шёпот, почувствовать мир, покой...

И что-то понять такое, чего не постигнешь всуе...
И словно одежды, сбросить пустые тревоги, страх...
Живёшь, как в доспехах фраз — позируешь, комплексуешь
и тратишь себя на то что не важно, что тлен и прах.

И вечности безусловной в дыму городов не встретишь,
а там она в чистом виде, где берег, песок, волна,
и небо подобно книге, и чайки кричат, как дети,
и магия в бликах солнца, и музыка — тишина.

Я — Пан, прижимаю флейту к губам (или губы к флейте?),
она мне в ответ так сладко свои открывает влёт...
Я, кажется, слышу голос: «Берите меня, владейте!
Никто вас не знал так близко... так всей душой не поймёт...»

«Я верю, я снова верю... Я — глупый, большой, вы — тонки...
Вас Бог сотворил такую, чтоб думать о вас везде.
И самый далёкий остров так гол без следов девчонки
на белом песке, на сердце, на всех наших дел труде...»

Ну, разве она в бикини — не то, для чего Бог создал
Вселенную, время, волны, поэзию, страсть, меня?
Нельзя с ней, шутя, дурачась... С ней нужно всегда серьёзно...
Ей горы и реки — братья... А звёзды и свет — родня...

2025